Атмосфера насилия была нормой в СССР.
Все годы советской коммунистической власти люди жили в условиях двойных стандартов, двойной морали, в рамках навязанных пропагандой идеологически выдержанной вымышленной реальности и абсолютно не соответствующего ей истинного бытия.
Ложь и насилие были двумя главными инструментами коммунистов для подавления и закабаления народных масс.
Атмосфера насилия и беззакония проникла во все сферы социальной жизни. Особенно ярко это проявилось в общественных и социальных институтах — в тюрьме, армии, школах, детских домах, домах престарелых и наконец — в семье. Там где было даже номинальное ограничение человека в пространстве, формировалось замкнутое общественное учреждение, тут же являлась жесткая иерархическая система. В разных местах было по разному, но в целом, в советском обществе процветала тенденция к абьюзивным социальным взаимотношениям, нерациональным предписаниям, иерархического подавления слабых. И в конечном итоге дошло до самого страшного логического завершения — криминализации значительной части общества. Под криминализацией следует понимать не только и даже не столько рост преступности, сколько проникновение идеологии, образа жизни и мышления, неформальных правил криминальной среды в общество в целом.
Особенно сильно криминализация проявилась в двух самых закрытых общественных учреждениях — в тюрьме и в армии.
Масштаб криминализации вооруженных сил России был чудовищен. Полная правда до сих пор скрывается и невыгодна путинской России, как прямой продолжательнице СССР. Коррупция в военкоматах, офицерская преступность, неуставные отношения, самая жестокая дедовщина, изнасилования, убийства, доведение до самоубийства военнослужащих — все это не имеет до сих пор правдивой оценки. Мало того, сейчас даже видны попытки обелить и представить все так, что такое явление есть во всех армиях и это, якобы, неизбежно и помогает поддерживать порядок.
О криминальной сущности советчины предупреждал еще российский философ и мыслитель Иван Ильин:
«Советская власть не служит России, не печется о ней, не бережет ее культуру: она разрушает ее древние дивные храмы, она подавляет в ней свободную науку и свободное искусство, она замучивает ее национально мыслящую интеллигенцию, уничтожает ее трудоспособнейшие крестьянские силы и подвергает ее рабочий класс такой потогонной системе, о которой ни одно буржуазное государство и не слыхивало.
Ей нужна русская территория, ей необходимо русское сырье, ей нужна русская техника, ей необходима русская армия — для собственных целей, особых, не русских, внерусских, «международных», революционных. Именно на этих основаниях строится советская школа: чтобы дети от молодых ногтей готовились к участью в иноземных революциях. На этих же основаниях строится советская армия — этот паровой каток всемирной революции, советская промышленность — этот коммунистический арсенал против иноземной буржуазии, советская наука — это порабощенное гнездо экономического материализма и военной химии. На этих же основаниях строятся в Советии коммунистически порабощенные «рабочие союзы», поддельные «кооперативы», советский бюджет, изнасилованная литература, сервильное искусство, бессовестная пресса и, за последнее время, фальсифицированная церковь. Этому только и служит весь чудовищный механизм советской полиции, как бы она ни называлась — ЧК, ГПУ, НКВД, МВД, МГБ —и, наконец, мученические концлагеря #гулаг , рассеянные по всей стране»…
Иван Ильин. Что за люди коммунисты?
Почему советский человек становился жестоким, способным идти по головам, стучать, подставлять, угнетать слабых, мучить и убивать? Иван Ильин говорит, что в этом отчасти и виноват тот строй, который сложился после преступной большевистской революции. И конечно все это было следствием потери внутреннего стержня каждого конкретного человека: пренебрежение моральными, нравственными нормами, попрание совести, безбожное мировоззрение.
«Тоталитарный коммунизм с самого начала не доверял так называемым «нейтральным», хотя и соглашался пользоваться ими в первые годы. Его основное правило гласило: «кто не с нами и не за нас, тот наш враг и подлежит истреблению». Прошли первые годы — и все, все, все были потянуты к ответу. Рабочие, крестьяне, ученые, инженеры, адвокаты, чиновники, духовенство, ремесленники и уголовные, — все должны были говорить: или «да, я с вами», или же «нет, я против вас»; и не то чтобы «сказать» один раз, а говорить, повторять и подтверждать это всё новыми и новыми поступками, по вульгарному правилу: «коли любишь — докажи»… Надо было помогать, служить, быть полезным, исполнять все требования, даже и самые отвратительные, бесчестные, унизительные, предательские. Надо было идти на смерть героем-исповедником, или же стать на всё готовым злодеем: донести на отца и на мать, погубить целые гнезда невинных людей, выдавать друзей, гласно требовать смертной казни для почетных и храбрых патриотов (как делал, например, артист Качалов по радио), совершать провокаторские поступки, симулировать воззрения которых не имеешь и которые презираешь, пропагандировать безбожие, проповедывать с кафедры самые идиотские теории, верить в заведомую и бесстыдную ложь и льстить, неутомимо, бесстыдно льстить мелким «диктаторам»» и большим тиранам… Словом, выбор был и ныне остался простой и недвусмысленный: геройство и мученическая смерть, или же порабощение и пособничество.
Русские народные массы поняли это в первые же годы — и попытались уйти в маскировку.
И вот, всё политическое развитее революции может быть описано как систематический нажим на маскирующихся, нажим, в котором молчаливого провоцировали, на уклончивого доносили, неудобного увозили, малольстящему «пришивали» небывалое, подозрительного ссылали, неосторожного ликвидировали; а с другой стороны маскирующиеся изобретали всё новые способы остаться незамеченными, уйти от нажима, они изыскивали всё новые жизненные маскировки, новые формулы нейтральности или полу-лояльности, новые закоулки быта, новые «леса», «овраги» и «тундры» — для спасения… И наконец всё это увенчалось — выработкой живой маски на лице…
Сколько раз за последние годы иностранцы спрашивали нас, почему это у русских такие «каменные лица»? Они были правы: советские все носят живую маску и молчат. На лице — ни чувства, ни мысли, ни интереса. Мертвая тупость, неподвижные шеи, незамечающие, хотя всё время рыщущие глаза, в них смесь из застывшего испуга, раболепия, на-всё-готовности и хитрого садизма. Это у советских чиновников. У простых людей — та же маска, но, конечно, без раболепия и без садизма. Страшно смотреть. Защитные маски. Застывшая ложь. Какие-то трупы тоталитаризма. Работы советчины. Препараты коммунизма. А что там в душе скрыто и замолчано? Об этом скажет история впоследствии. Вот во что превращена сейчас наша простодушная и словоохотливая Русь.»
Иван Ильин.О Советской Церкви
Но правда выходит наружу, особенно сейчас, с распространением интернета, когда люди ещё могут свободно высказывать свое мнение. В разных социальных сетях, когда речь заходит о беззакониях советчины, всплывают огромное количество свидетельств множества людей, которые подверглись издевательствам, травле, насилию или были свидетелями этого в стране «победившего социализма».
Вот одно из таких свидетельств. Пост в Фейсбуке @Vladimir Kosterin собрал более тысячи комментариев, где люди делятся своими свидетельствами зверств в российской армии.
Вчера зашёл с моей мамой разговор о том, что нельзя называть, а требуется стыдливо именовать специальной военной операцией. И она сказала, что никогда не поверит, что российские солдаты могут убивать мирное население, насиловать или как-то издеваться над людьми. И задала мне неожиданный вопрос: «Вот ты сам служил в армии, неужели ты можешь представить, что кто-то из твоих сослуживцев стал бы издеваться или тем более насиловать?» И я не задумываясь ответил: «Легко». А чтобы вы поняли, почему я так ответил, немного расскажу о своей службе. Вернее о том, что происходило в части, где я служил. Мама тоже сейчас узнаёт об этом всём впервые.
